Иван Дмитриевич стоит у окна и барабанит пальцем некое подобие турецкого марша. Маша сидит в комнате неподалеку и что-то рисует или шьет. Где-то мягко тикают часы. Иван Дмитриевич, не переставая разглядывать виды за окном, говорит:
- Взял бы вас за нежны ручки и закружил бы в танце, - говорит Иван Дмитриевич и еще яростнее барабанит пальцами по подоконнику.
- Скажете тоже, помоложе! - наивно улыбается Маша, - Вы ведь и так молоды, восьмой десяток только...
- Это правда... - вздыхает Иван Дмитриевич, - Только восьмой, а уже не могу дать волю чувствам, прямо как дерьвяный столб стою тут и барабаню, и барабаню...
- Сходите в кинематограф, на выставку, в музей... В общем, наполните себя культурой, - говорит Маша.
- Вся нынешняя культура, Маша, совершенный эрзац, пустой и фальшивый шум из канализационного труба.
- Трубы. Вы хотели сказать "трубы", да?
- Нет, Маша, это именно труба. По которой сливается вся современная культурка, в кавычках, конечно. И труба эта ведет не в отстойник за городом, а нам в уши и внам глаза.
- В глаза, - говорит Маша, - Нам в глаза.
- Именно! И в уши тоже. Вы же не будете со мной спорить, Машенька, что теперешняя культура - остой?
- Отстой вы хотели сказать, Иван Дмитриевич. И почему же, я буду спорить. Хоть вам и восьмой десяток, а несете какую-то дичь. Эрзац, канализация, труба... Вы бы еще политику или экологию сюда приплели...
- И приплету, Маша, обязательно приплету - и политику, и марксизм, и дарвинизм, и все чем должна жить настоящая скультура.
- Культура!
- Да, скульптура.
- Чья скульптура?
- Моя.
- Где?
- Взде!
- Везде? Выочемвбще?
- О том, что яз есьм ось и пчел. А ось ю ктамвы?
- Жо-жо, нпмпдрас.
- Вот теперь видите, Машуня, что культура это не точтопотам, а это - я!
- Угумс, вжу.
- Хрш, кльтура язык, понимайт?
- Окй.
- Ну а как вы смотрите, Машуня, например, на литр вискаря, что стоит у меня в ескретере?
- Секретере. Ой, ну прямо замечательно! Сразу бы так, Ваня, а то развели бодягу про культурность скульптуры. Аж спать захотелось. Ну давацте, наливацте...