Напряженно ходив из одного угла гостиной комнаты в другой, описывая тем самым неправильные восьмерки, я все никак не мог отделаться от чувства навязанного беспокойства. Что- то назойливо грызло меня изнутри! Что же это могло быть?
Дабы наконец отделаться от этого столь нелепого и необоснованного чувства, я не придумал ничего лучше, как выйти из этой тесной кирпичной коробки на просторную улицу.
Было далеко за полночь, и фонари тускло освещали темные улицы по ночному безлюдного города. Осенний ветер гнал опавшие листья вдоль проспектов, то и дело намереваясь залезть под мое пальто. Чтобы не смущать огромные мрачные дома своим присутствием, я направился в ближайший парк, так удобно располагавшийся неподалеку на Октябрьской улице.
Шаг мой постепенно ускорялся, видимо, пытаясь догнать запутавшиеся мысли.
Наконец, передо мной появился все тот же неизменный вход в парк и все та же табличка, гласившая: "Вход с животными строго запрещен". Не встретив ни единой души в столь поздний час, я бесцельно погрузился в глубину опустевшего парка.
Тьма, тишина и полноценность... Наверное, именно с таких мест великие художники пишут свои шедевры... В лучах лунного рассвета я брел вдоль нескончаемой аллеи. Она все тянулась и тянулась, все больше поглощая и без того скудные запасы оставшихся сил. Вдруг мой взгляд зацепило едва различимое очертание знакомой скамейки возле пруда - излюбленное место для влюбленных парочек. Они частенько приходили сюда, подолгу рассматривая водную гладь и рассуждая, наверное, обо всем на свете. Но сейчас это место пустовало, и я решил скрасить его одиночество своим неожиданным визитом. Я аккуратно расположился с краю скамейки, закрывшись воротом от надоедливого пронизывающего ветра. Казалось, мое тело стало единым целым с прудом, деревьями, тишиной и всем парком...
Достав из внутреннего кармана своего классического английского пальто затертый от времени портсигар, я аккуратно достал оттуда ровно две сигареты. Одна из них осталась между моими стиснутыми губами, а вторая была безжалостно смята и отправлена в стоявший рядом мусорный отсек.
В тени лунного света мелькнул еле заметный огонек зажженной сигареты. Табачный дым нехотя смешивался с бликами недвижного озера. Непроглядная тишина, иногда нарушаемая шелестом осенних листьев, поглотила все вокруг. Ощутимое спокойствие торжествовало во всем своем величии, постепенно ввергая меня в думы о разном: стоящем или не совсем
Постепенно. Ритмично. Каплей за каплей стучали о голову мысли, затягивающие меня обратно в то место. Легкий холодок пробежал от самой макушки до концов пальчиков ног. Дело Љ213А, будоражащее, пугающее.
Я помню: шесть дней назад, разрезав рабочий гул нашего штаба, раздался звонок от Роберта, моего помощника по расследованию дел особой сложности. Его голос был дрожащим, местами слегка обрывающимся:
- Улица Курчатова 17... Здесь нужен ты, Венедикт. Приезжай.
Тогда я, накинув на плечи пальто, направился к выходу, скользнув из коридора вниз по лестнице на несколько этажей. На улице я по привычке оглянулся на наш отдел сыска. Небольшое здание в четыре этажа, не имеющие никаких примечательных черт, унифицировано выкрашенное в грязно-желтый и белый на деталях цвет. Черная цельнометаллическая дверь, внушающая огромную тяжесть, и такого же цвета козырек в виде крыши с прямыми колоннами от него вниз. На стене рядом с дверью голубая прямоугольная табличка, в которой строго отпечатано белыми буквами: "Сыск по уголовным делам. Серийный номер:1174". Проходя мимо, могло показаться, что за зеркальными окнами царит абсолютная тишина, но это мнение было бы совершенно далеким от истины. За отражениями улиц кипела жизнь, не смолкая ни на минуту.. Безусловно, большая часть всего была лишь бумажная работа, тем не менее, она поддерживала жизнь этого значимого места.