Честность СМИ у нас столь редка, что давно ужЕ слывёт чем-то сказочным типа леших и русалок. "Коль в прессе пишут: "Бога нет!" - значит, он как раз таки есть", - шептались ещё при Советах. Между СМИ и народом действует негласный уговор: ваше право - чушь нести, а наше - ей не верить. Посему Иван не удивился, услышав вечером 7-го "Радио России", обозвавшее Всероссийскую акцию "стычкой милиции с пьяной молодёжью".
"Может, с голодной?" - в памяти всплыл худой парень с технаря.
С "Радио России", впрочем, было всё ясно - давно и бесповоротно. Удивила "СовРаска". С её страниц Зюганов разглагольствовал о том, что люди не поддались на выходки отдельных экстремистов. Зло взяло Ивана. "Так-перетак через три колена! Сам-то носу на площадь не казал, а те, у кого духу хватило - значит, "экстремисты"! Как народ-то ждал, ё!.. Приди б тогда, - сотни тыщ бы с голыми руками на оцепление ринулись! Даже сказать не удосужился, где был в тот день. Хоть бы для виду - в своё оправдание - хоть что-то!.. А-а-а, что взять с бойцов кабинетных!..", - махнул он рукой.
Гораздо больше сейчас волновал новый, ещё не вышедший, номер "Борьбы" - Овсов нервно считал дни до его выхода. Только там мог быть ответ на вопрос: почему Партия не вышла как подобает - со знамёнами, готовая к бою? Кой-как дождавшись дня выхода, рванул в Штаб.
* * *
Спускаясь в подвальные недра Штаба, Овсов (в который раз!) чуть не споткнулся о трубу, тянувшуюся поперёк криво сбитых дощатых ступеней. И в остальном здесь было всё по-прежнему. Какой-то тип в углу вещал другому о Сартре*, сбиваясь поминутно на некоего Лёву-Дауна. Бритый парень листал книжки, разложенные для продажи на столе дежурного по Штабу. С дежурным болтал Витька-Буржуй, в редакции "Борьбы" часто бравший на себя обязанности корректора. Своё прозвание сей крепкий малый с насмешливым взглядом обрёл из-за машины. В московском отделении Партии был он едва ли не единственный автовладелец. Для иных партийцев, не имевших подчас даже курева, это было запредельной роскошью.
- Как победим, Витька, тебя первого экспроприируем, - смеялся дежурный.
- Что с регистрацией? - спросил Буржуй.
- Голяк-тухляк - по крайней мере, пока.
В те дни официальная регистрация Партии была её головной болью номер раз. Не зарегистрированная как политическая сила, она не могла идти на выборы. Для того, чтобы власть хотя бы начала с ней говорить о выборах, Партии требовалось пять тысяч членов. "Борьба" из номера в номер объявляла "охоту за головами", требуя с каждого привести в Партию как минимум ещё одного. На последней полосе теперь печатался бланк заявления о вступлении в ряды Партии. "Живёшь рисково? Приобщи друзей!" - гласила надпись над ним. Но друзья-приятели в Партию, похоже, не рвались, - заветный пятитысячный рубеж был непреодолим.
Услыхав про "голяк-тухляк", Буржуй сперва помрачнел, но тут же выдал:
- Гоша, вроде, сказал, есть пять тыщ...
- Какой ещё Гоша?
- Ну, Гоша-панк...
- А-а, этот... Он бухой и не то скажет, - губы дежурного тронула кривая усмешка.
"Вот он, свежий номер!" - возле книг на коцаном* столе лежала стопка экземпляров "Борьбы". Порывшись в карманах, Овсов наскрёб-таки нужную сумму.
- Дай свежачок, - сунув мелочь дежурному, взял номер и уткнулся в первую полосу. "6 октября с утра, - вещал с неё Цитрусов, - я позвонил министру юстиции и посетил его в 14 часов в тот же день. Я заверил министра, что никаких массовых беспорядков Партия не планирует, что беспорядки - не наш стиль, наша цель - Революция..."
"Что за чушь?! - Овсов не понимал ничего. - Какая, к чёрту, "Революция", если ты, как последняя шестёрка, бежишь заверять министра, что "беспорядков" не будет?!"
В своей же собственной статье Цитрусов выглядел дураком либо провокатором.
Иван продолжал читать: "...7 октября мы прибыли на Калужскую площадь, планируя принять участие в митинге и шествии "Трудовой России". Но лидеры её решили отказаться от проведения собственного митинга, велев своим сторонникам поодиночке ехать на Васильевский, на митинг профсоюзов. Видя, что из намечавшейся злой акции вышло хаотичное слияние с профсоюзной толпой, я приказал вернуть наши лозунги, флаги и повязки в Штаб. Личному составу Партии я приказал определиться: кто хочет - идёт на Васильевский. Туда же направился я сам..."
Непонимание сменялось озлоблением: "Я приказал", "я приказал", а момент упущенный шиш тебе показал! Тоже мне, герой-геморрой - встал в позу, ножкой топнул: "Либо так - либо никак!" А то, что народ ждал, ничего, а? Свернул он флаги! Дитё, блин, - забирай свои игрушки и не трогай мой горшок..."
Дальше было ещё хлеще. "Среди участников акции царили растерянность и сомнение, - читал Овсов откровения Вождя. - Растерянные люди собрались вокруг меня. Организаторы сочли, что после их вялых спичей народ разойдётся. Естественно, некоторые не разошлись. Завязалась бесперспективная потасовка с милицией..."
("А ты, перспективный наш, значит, рядом был - смотрел, как бьют? И ликовал, что рёбра целы, да? Пыжился-орал, а как до дела - в кусты! Верней, в Минюст - в своей лояльности клясться. После кинул всех - в последний момент. А дальше, белый-пушистый, пошёл глазеть на кровь "бесперспективных". Вошь ты, а не "Вождь"!")
"Правильно, что не вынес сюда партийные флаги поганить!" - сказал мне мужик, участник митинга. Да, Партия не подвержена приступам паранойи - и не надеется ни на авось, ни на припадки революционной активности толп...", - дальше Овсов читать ужЕ не мог.
("Вон как, выходит: с нами рядом встать в тот момент - значит "флаги поганить"! Может, и статья эта не для нас? А для тех, кому клялся, что "беспорядки - не наш стиль". Стильный ты наш...")
Что-то там распалось внутри - как чуть заметная трещина пошла. Нет, внешне всё было то же: Витька, вон, с дежурным базарят... Но в глубине рассеклось что-то - не собрать: расшилось, лопнуло...
-...В Партию вступать надумал? - спросил вдруг Витька-Буржуй.
- Хоть не в Одессе, но вопросом на вопрос: сколь комсомольцев брало Зимний?
- Штук двадцать, наверно, было...
- Штуками, Вить, бабло считают. А комсомольцев там не было ни одного! Зимний в семнадцатом брали, комсомол через год возник.
- Ты это к чему?
- К тому, что не было комсомола, а люди идейные были - шли на штурм. Идейность - вне членских билетов.
- Так-то оно так... Только нам, вот, сейчас каждый билет важен для регистрации.
- Если для регистрации, грош ему цена.
* * *
...В Партию он так и не вступил, хоть и продолжил участвовать в митингах. Но бланк заявления, кочевавший из номера в номер, для него утратил силу - из застывшего на бумаге крика он обратился в ничего не значащий узор из линий, букв и цифр.
Много позже, узнал о смерти Буржуя. Последний год жизни тот помогал истекавшей кровью Новороссии, закупая на пожертвования самое нужное. Буржуй и впрямь обладал деловой хваткой - исхитрялся и взять дешевле, и выбрать получше. Свою последнюю закупку совершил за день до смерти. От чего он умер, Овсов так и не узнал. Но факт оставался упрямым фактом: не было Буржуя - по крайней мере, на этом свете.
"Господи, - само сложилось в мозгу, - упокой душу раба твоего... Виктора?.. Виталия?.. Нет, не был он рабом! И Зимний свой взял - в отличие от меня. Вот ведь как: жизнь и смерть - вроде, как только что было, а, поди ж ты, нет человека! Целая жизнь пронеслась - считай, на моих глазах..."
Но даже вся эта жизнь со смертью вместе не могли заделать трещины, возникшей тогда меж Овсовым и Партией.
* Жан-Поль Сартр (1905 - 1980) - французский философ-экзистенциалист, писатель и драматург. Считал, что человек создаёт себя сам в течение всей своей жизни. В 1964 году отказался от Нобелевской премии.