Зорин Иван Васильевич : другие произведения.

Библия Увядших Маргариток

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:


БИБЛИЯ УВЯДШИХ МАРГАРИТОК

  
   Сидели за столиком у окна, ели fast food.
   "Как же я это ненавижу..." - отодвинул один бумажную тарелку, обведя взглядом казенно блестевшие турникеты. Сидевший напротив усмехнулся:.
   "По-твоему щи вку-уснее?.."
   Его рыжие волосы забивала седина, он слегка заикался.
   "Особенно, если их лаптем..." - оскалился третий, такой толстый, что, упираясь сбоку, занимал половину стола.
   Первый хотел, было, возразить, но, махнув рукой, отвернулся.
   Было душно, собиралась гроза. В углу, на высокой треноге, громоздился телевизор. Показывали "Преступление и наказание".
   "Такое только по молодости и можно, - опять встрепенулся первый, указывая пальцем на экран. - Убить, чтобы потом каяться..." Достав платок, он громко высморкался, промокнув проплешины. - Я вот всю жизнь был ниже травы, всем дорогу уступал: "Тысяча извинений, Вы мне, кажется, ногу отдавили!" А теперь бы раздавил гадину и - радовался..."
   Он сжал кулак, из которого "фигой" показался кончик платка.
   "В на-ашем возрасте "крыша" у всех е-едет", - не поднимая головы, хмыкнул рыжий.
   "Но - в разные стороны..." - покрутил у виска толстяк.
   Однако лысый уже разошелся.
   "Помню, как в школе меня били, - гнул он свое, - налетят кодлой, издеваются... А мать: "Будь умнее, не связывайся..." - Он сердито фыркнул, отхлебнув кофе. - И в институте лучшим был... А что толку? Место получил самое гадкое, нищенское... Ишачил за всех, начальство прохлаждается, а меня еще жизни учит..."
   Откинувшись на стуле, он стал качаться на задних ножках.
   "Зарплату прибавляли редко и все с идиотской присказкой: ничего, птица по зернышку клюет..."
   Он надулся, как кот, и, наклонившись, стал собирать в горку хлебные крошки. Его соседи продолжали сосредоточенно есть, время от времени вытирая коркой сальные губы.
   "Что-о это вдруг тебя разо-обрало?" - уткнувшись в тарелку, буркнул рыжий.
   "Не вдруг, - вспыхнул лысый, - давно чувствую, попользовали, как бумажку, да бросили..."
   "На том свете зачтется..." - вставил толстяк.
   Лысый пропустил мимо ушей.
   "И где справедливость? - скреб он по столу ногтем. - Я за всю жизнь и мухи не обидел, а в итоге... - разведя пятерню, он стал загибать пальцы. - Денег не нажил, жену из-под носа увели, дети отвернулись... - Его лицо залила краска. - И правильно, чего с меня взять..."
   "Так ты, значит, из-за жены?" - оживился толстяк, поправляя очки с выпуклыми линзами, которые делали его глаза, как у рыбы.
   "Да не в жене дело... - отмахнулся лысый. - Хотя и она, когда уходила, бросила: "Сам виноват..." А в чем? Что не воровал, как ее новый? - Он повысил голос. - Что никого пальцем не тронул...
   На них стали оборачиваться.
   Склонив набок головы, в пластмассовом стакане блекли маргаритки. За соседним столиком расположилась молодая пара.
   "А я не наелась", - засмеялась девушка.
   "Ну, ты даешь, - восхищенно улыбнулся парень. - Ешь, будто на собственных поминках!"
   За столиком у окна поморщились.
   "А у ме-еня все было... - жевал гамбургер рыжий. - Своими руками сча-астье сколачивал... - Он покосился на лысого. - Это ведь только дураки по кру-упице собирают... Жену, когда по магазинам ездила, у входа шофер ка-араулил... Ради нее лгал, изворачивался... А сбежала с моим приятелем... Он эстрадный пе-евец, ей известности захотелось..."
   Глаза у рыжего заблестели.
   "Обычная история", - вынес приговор толстяк.
   Кафе двоилось в настенных зеркалах и гудело, как уличный перекресток. Входящие тащили за собой тени, которые, казалось, жирели на глазах, плющась низко висевшими люстрами.
   Сквозь гул доносился телевизор.
   "Что же ты наделал? - плакала Соня Мармеладова на плече у Раскольникова. - Как же теперь жить будешь?"
   "Туфта какая-то", - опять не удержался лысый.
   Разговор не клеился. Долго ковыряли зубочистками, повернувшись, оглядывали зал. "Готовят здесь на скорую руку, а нам ведь спешить некуда..." - неприятно хохотнул толстяк. Расстегнув воротник, он выпустил жирную шею и щелчком подозвал официанта. "Когда еще случай представится? - скривился он в новой ухмылке. - Как говорится, назвался грузным - вылезай пузо...". Его соседям сделалось не по себя. Они вдруг припомнили всю свою жизнь, ощутив ее время, как воду в бассейне, где потрогали каждую каплю.
   "А я свои годы в семье провел... - с неожиданной серьезностью признался толстяк. - Как в тюрьме... После свадьбы меня в жене все раздражать стало - от разговоров до духов... Сразу сбежать не решился, а потом дети пошли... И понимаю, что все изжито, а воз тяну... Когда в гости уходила, поверите ли, радовался, как мальчишка, оставшийся дома один... Думал, вот сыновья вырастут - родная кровь... А выросли - разлетелись... - Он почесал подбородок кривым ногтем. - Что жил, что нет - ничего кроме дома и не видел... Зато потом насмотрелся... - Он приподнял очки, и, не снимая, протер стекла двумя пальцами. - Только везде одно и то же..."
   За окном сгустились сумерки. Полетели первые капли.
   "У вас хоть де-ети остались... - тихо произнес рыжий. - За-авидую..."
   Толстяк скомкал салфетку. "Тоже нашел чему... Дети выросли зубастые, верят, что в деньгах счастье - такие не пропадут... - Он нахмурился. - Но и счастливы не будут..."
   Поплевав на ладони, он разгладил виски.
   "Теперь даже бомжи на деньгах помешаны... - поддержал разговор лысый. - А все из-за таких..."
   Он далеко выставил палец, едва не проткнув рыжего.
   "Да я-то зде-есь при чем? - передернул плечами тот. - Разве человека сде-елаешь хуже, чем он есть?.."
   Но лысый цеплялся, как репей.
   "Нечего на людей пенять... - брызгал он слюной. - Ты на себя посмотри..."
   "Да у-уймите же его!" - взвизгнул рыжий.
   Толстяк затрясся от смеха: "Ну, что вы, честное слово... Прямо
  

КАКИН И ЛАВЕЛЬ,

  
   которые жили в незапамятные времена, когда воздух был чище, а трава зеленее. Лавель был примерным мальчиком - не грязнил штанишек, слушался взрослых и не рвал за высоким забором соседских яблок. А Какин рос без отца, с малых лет курил, пуская по реке колечки дыма, целыми днями гонял по двору куриц, которым прятал головы под крыло, и подкладывал кнопки учительнице. Ему часто хвалили Лавеля, но он только рукой махал. Время тогда было золотое, поднялись оба, как на дрожжах: Лавель превратился в стройного блондина, Какин - в коренастого брюнета. Но жить продолжали по-прежнему. Лавель допоздна на работе просиживал и налоги платил, а Какин бил баклуши и начальство ни в грош не ставил. Сколько раз ему Лавеля в пример ставили, только он и ухом не вел! Шли годы, Лавель завел жену, по воскресеньям копался в огороде, а Какин все кочевал по чужим постелям, плутал в трех соснах, и на него валились все шишки. И стал Лавель Какина дразнить. Проходя мимо, вздыхал, будто жаль ему товарища, или смотрел издалека с немым укором.
   Долго терпел Какин, но однажды не выдержал:
   "Ах ты, белокурая бестия, всю жизнь отравил!"
   И убил Лавеля.
   Но тот и в гроб сошел, как жил, - с руками по швам. Так что, когда спросили у Какина: "Куда делся Лавель?", он с чистой совестью ответил: "Не я ему руки складывал".
   И суд оправдал его".
  
   Толстяк снял очки, но глаза под ними оказались такими же рыбьими.
   "А помнишь, - бесстрастно обратился он к рыжему, - как ты привел домой любовницу и устроил перед ней скандал? С жиру бесился, а решил ей показать, как тебе плохо..."
   Рыжий покраснел до корней волос:
   "Но я не хотел, та-ак получилось..."
   Толстяк посмотрел на него своими рыбьими глазами:
   "Скольких вожу, - вздохнул он, - все безвинные..."
   Рыжий опустил глаза.
   "Ему и через бомжа перешагнуть не стыдно... - нависая над столом, добивал его лысый. - Да меня бы совесть замучила..."
   "Ле-ечиться на-адо..." - вяло огрызнулся рыжий.
   "Поздновато, однако, лечиться..." - всплеснул руками толстяк, точно судья, разводящий боксеров.
   И оба тотчас осеклись, ощутив свое время заключенным в могильных датах.
   Грянул гром. Официант сделал телевизор громче - стало слышно, как, явившись в полицию, сознается в убийстве Раскольников.
   "А это он зря, - указав на экран подбородком, перекрикивал раскаты толстяк. - Господь и так все видит, а люди все равно не оценят..."
   Лысый покрылся пятнами.
   "Вот и я о том же... - сощурился он. - Такое только по молодости можно... - Он надвинулся, готовый взорваться. - А прописи нам читать не надо - не дети..."
   "Помилуйте, какие прописи? - искренне изумился толстяк. - У вас теперь свой букварь... - Он накрыл вазу ладонью. - Вот, пока маргаритки не увяли, его прочитать надо..."
   И опять его спутникам сделалось неловко, точно они занимались пустыми, никчемными делами. Шел девятый день их кончины, когда показывают грехи и отпускают рассчитаться с земными долгами.
   "А ведь детьми вы были славными... - задумчиво продолжил толстяк. - Таких нельзя не любить..."
   "Дети все славные... - вздохнул лысый. - Это потом жизнь под свою испорченную гребенку..." У него навернулись слезы, он быстро смахнул их, протянув в нос: "Пгостите, негвы..."
   Дождь бил в стекло, стекая ручьями, кривил деревья и тонущие в лужах машины.
   "А ты сентиментальный... - тихо заметил толстяк. - И о жизни правильно рассуждаешь... Как же ты стал убийцей? Да еще за деньги?"
   Лысый мгновенно взмок. Стало слышно, как стучит его сердце.
   "А чему удивляться? - промокнул он лоб. - Зол был на весь мир... Нестерпимо, когда такие вот обирают..."
   Согнув пальцы "пистолетом", он прицелился в рыжего. Тот инстинктивно съежился.
   "Не горячись, - накрыл "пистолет" толстяк. - Кровью мира не исправить: один раз ты его уже убил, и что - легче стало?".
   Рыжий подскочил, как ошпаренный, его глаза превратились в щели:
   "Та-ак э-это о-он?"
   "Стрелял он... - с грустью подтвердил толстяк. - А к вечеру его самого лишили земной прописки..."
   Рыжий начал отчаянно заикаться, морща от напряжения лоб:
   "А кто-о же-е..."
   И не в силах закончить, замычал.
   "Как кто? - удивился толстяк. - Да певец, твой приятель... Из-за наследства - ты же еще не развелся..."
   Кафе опустело, задрав рукав, толстяк посмотрел на часы.
   "А его простишь?" - кивнул он на лысого, который грыз заусенцы.
   Рыжий стиснул зубы.
   "На свете много заповедей, - отрешенно произнес толстяк. - Но у мира она одна: добро в нем неотделимо от зла, потому что их нет..."
   Он скрестил на столе руки и пристально взглянул на рыжего:
   "Так, простишь его?"
   Рыжий покачал головой.
   "Значит, на Божьем суде надеешься счеты свести?.. - зачмокал толстяк, будто сосал леденец. - Будешь стучать себя в грудь и захлебываться желчью... А ведь вы по-своему родственники, он за тебя даже денег не взял, - жена-то у вас была одна..."
   Рыжий онемел. Казалось, он ждет переводчика, который объяснит ему все на понятном языке.
   "Роковая женщина", - зевнул толстяк.
   Долго молчали, уткнувшись в стену, точно читали там цель своего возвращения, слепые, как цветы меж страницами забытой на полке книги.
   "А не все-е ли ра-авно, - растягивая слова, подвел черту рыжий, - раз мы теперь, вро-оде женщин, - без возра-аста..." И протянул через стол руку. Лысый растерянно улыбнулся. "И ты извини", - преодолев смущение, пожал он ее.
   Гроза кончилась. Часы на стене показали полночь. "Пора", - поднялся толстяк. Его спутники послушно задвинули стулья, которые высокими спинками окружили блекнущие на столе маргаритки.
  
   Март 2005 г.
  
  
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"